Без архикада тут не обойтись. Скиньте мне на sochnev12@mail.ru, если файл не очень старый, я смогу его в автокад перекинуть.

Как-то выкладывал фото мемориальной таблички на дома пер.ул.Вольской и ул.Дзержинского,там было написано что жил здесь старичок француз 126 лет прожил.
Я думал байка,вот наткнулся на
http://www.snob.ru/profile/blog/12735/26987
блог Алексея Левина
О французах в Саратове

Последний пленный из армии Наполеона

Военский К. Из воспоминаний о последнем офицере армии Наполеона I. (К портрету Н.А. Савена)// Русская старина, 1896. – Т. 86. - № 4. – С. 109-114. – Сетевая версия – М. Вознесенский 2006.

Вскоре после появления в «Новом Времени» статей о ветеране «великой армии» Савене, ко мне стало поступать множество писем и запросов с просьбой доставить его фотографию и дать по возможности более подробныя сведения о личности, образе жизни и последних минутах этого необыкновеннаго по своему долголетию человека. Помещая в настоящее время на страницах «Русской Старины» портрет Н. А. Савена, снятый на 120 году его жизни и доставленный мне дочерью покойнаго ветерана, Евдокией Николаевной Савен—постараюсь поделиться с читателями теми сведениями, которыя мне удалось собрать о нем в Саратове, а также личными впечатлениями, вынесенными во время двух-летняго моего знакомства с маститым старцем.

Прибыв в Саратов в начале 1893 года и беседуя с одним из местных старожилов, я совершенно случайно узнал, что здесь с 1812 года проживает престарелый француз, прибывший в Россию с «великой apмиeй» Наполеона, участвовавший во многих сражениях времен первой империи и получивший орден Почетнаго Легиона из рук самого императора французов. Столь интересная личность не могла не заинтересовать меня, и я решил во что бы то ни стало посмотреть этого необыкновеннаго старца, живаго свидетеля Наполеоновской эпохи. Я говорю «посмотреть», так как о разговоре с человеком столь преклонных лет я даже не помышлял и был почти уверен, что увижу столетняго, дряхлаго старика, впавшаго в детство, утерявшаго память и, быть может, умственныя способности, от котораго едва-ли придется чего-нибудь добиться. Последствия, однако, доказали мне совершенно противное. В тот же день я отправился по указанному адресу. Старик жил в первой части города, на Грошовой улице, в небольшом деревянном домике, на воротах котораго я прочел следующую надпись с переделанным на русский лад именем владельца: «дом поручика Николая Андреевича Савина». Крошечный флигелек, в три окна на улицу, один из тех домиков, которыми до сих пор изобилуют наши города средней руки, скромно ютился среди более крупных деревянных и каменных построек, постепенно вьггесняющих своих мелких соседей. Я отпер калитку и очутился во дворе, где глазам моим представилась следующая картина: среди миниатюрнаго цветника, окруженнаго низеньким палисадником, сидел на скамейке небольшаго роста старичек, сильно согбенный, в картузе и стариннаго покроя длиннополом сюртуке, с красной ленточкой в петлице; он только-что окончил поливку цветов и, погруженный в любимое занятие, повидимому, не заметил моего прихода. Я остановился и молча стал разсматривать старца, на морщинистом лице котораго весело играли яркие лучи полуденнаго солнца. По красной ленточке я догадался, что нашел того, кого искал: передо мною стоял лейтенант «великой армии», живой свидетель полулегендарной Наполеоновской эпопеи с ея кровавым, но все же блестящим ореолом славы и военнаго гения. Вглядываясь в морщинистое лицо старца, в эти как бы застывшия под влиянием времени черты, я невольно провел параллель между прошедшим и настоящим; я переносился мыслями в ту достопамятную эпоху «войны и мира», когда, 82 года тому назад, этот удрученный годами ветеран — в то время цветущий молодостью офицер—вступал в числе «двунадесяти язык», как враг, в пределы России, в ту самую Россию, которая теперь стала вторым его отечеством и которую он любит не менее Франции.

Я подошел к старику и назвал его по имени, извиняясь за непрошенное посещение, вызванное глубоким удивлением и желанием увидеть и побеседовать с представителем знаменитой эпохи, с человеком, служившим под начальством величайшаго из полководцев.

Старик ласково протянул мне руку и сказал:

— Вы заговорили со мной о человеке, которому я посвятил лучшие годы моей жизни и память котораго для меня священна— будьте же дорогим гостем и войдите в мой дом.

В доме встретила насъ дочь ветерана, почтенных уже лет старушка, заботливая рука которой наложила видимый отпечаток опрятной домовитости на скромную обстановку этого жилища. В окнах всюду цветы, которые так любил старец и которым, в виду совсем слабаго зрения, он за последние годы посвящал все свое время. Еще лет за шесть до своей кончины, будучи уже в преклонном 120-ти-летнем возрасте, он не только мог читать при помощи очков, но даже иногда предавался любимому своему занятию—рисованию. В последние годы, однако, зрение стало окончательно изменять старцу, и он уже с большим трудом, дрожащею рукою, едва мог подписывать свою фамилию* (*1 - В 1894 году, незадолго до своей кончины, Савен подписал свою фамилию под письмом к редактору „Figaro" и на прошении, поданном им на имя министра народнаго просвещения графа Делянова. Один из последних автографов Савена сохраняется у автора этих воспоминаний на подаренной ему старцем книге «Histoire de Napoleon et de la Grande Armee», графа Сегюра.)

Комнатка Николая Андреевича (старик особенно любил, чтобы его называли «по-русски» по имени и отчеству) представляла миниатюрный, но в высшей степени своеобразный уголок, где все говорило о временах давно минувших; здесь жил он воспоминаниями о славном и величественном прошлом, о своем императоре, глядевшем на него из рамки большаго акварельнаго портрета и с небольшой бронзовой статуэтки, стоявшей на столике у окна. Это был культ Наполеона, своеобразный, но трогательный, преданность глубокая, в буквальном смысле «до гроба». История этого портрета также заслуживает внимания: он написан самим Савеном в 1837 г., через 25 лет по прибытии в Россию, и рисован «на память»—до такой степени знакомыя черты императора врезались в воспоминание стараго ветерана. Наполеон изображен на нем во весь рост, в традиционном походном сюртуке, в шляпе, с рукой, заложенной за борт мундира. Он стоит на берегу скалистаго утеса и задумчиво смотрит в даль. Тут же неподалеку другой портрет, изображающей браваго гусарскаго офицера в мундире наполеоновских войск—это сам Николай Андреевич в форме 2-го гусарскаго полка, писанный, как видно из пометки, в 1812 году. Разсматривая с глубоким волнением каждую вещицу в этой убогой и вместе с тем богатой воспоминаниями обстановке, я особенно заинтересовался небольшой гравюрой в старинной, с выцвевшею позолотою, рамке, висевшей в дальнем углу; гравюра изображала эпизод из Египетскаго похода 1798 года и отличалась замечательной отчетливостью фигур, сгруппированных вокруг Бонапарта. Главнокомандующий и его штаб изображены сидящими на верблюдах; вдали виднеются пирамиды Хеопса и знаменитый сфинкс, у подножья котораго расположены французския войска. Заметив, что я особенно разсматриваю эту гравюру, старец стал с удивительною подробностью называть мне поочередно имена всех генералов, изображенных в свите Бонапарта. «Картину эту,—говорил Николай Андреевич,—я совсем плохо вижу, но за то прекрасно помню всех лиц, на ней изображенных... Ведь это был мой первый поход с императором.. Вот здесь направо, лицом к Наполеону,—это Бертье, а рядом с ним Ланн, впоследствии герцог Монтебелло, с которым в 1809 году я был под Сарагоссой.

С удивлением внимал я словам феноменальнаго старца, пораженный невероятною в столь преклонные годы памятью... Оказалось, что теперь ему шел 126-й год: он родился в апреле 1768 года; двадцати-летним юношею совершил он Египетский поход, а Отечественная война 1812 года застала Савена уже в зрелом 43-летнем возрасте. Необычайная память не покидала старца до последних дней его жизни. Старушка дочь его неоднократно разсказывала мне, что часто, забывая имена и фамилии некоторых лиц, давно умерших, она обращалась с вопросами к отцу, и он почти всегда называл их и нередко помнил даже, где кто жил и в каком доме.

С тех пор я стал очень часто навещать почтеннаго Николая Андреевича и постепенно узнал его необыкновенную Одиссею, полную захватывающего интереса и подчас глубокаго трагизма. Живыми образами промелькнули в разсказах старца главнейшие эпизоды его боевой жизни: Египет, Сарагосса, плен в тюрьме испанской инквизиции, поход 1812 года и березинская переправа. В ярких красках и с особенным волнением разсказывал старец о кровавой эпохе террора в Париже, во время котораго погиб отец его при защите Тюильри. Результатом этих в высшей степени интересных, но, к сожалению, отрывочных разсказов Николая Андреевича и была первая статья о нем, напечатанная в «Новомъ Времени»** ( **1 № 6.553, субботнее приложение 28-го мая 1894 года.), благодаря которому о Савене скоро узнали у нас и за границей. На столбцах многих французских газет появились сочувствеяныя статьи, посвященныя «ветерану великой армии», и по инициативе парижскаго «Figaro» организована была подписка. Масса писем, глубоко прочувствованных, присылались Николаю Андреевичу со всех концов Европы, не только от соотечественников, но даже из Германии, Австрии, Швеции и Англии. В числе этих посланий особенно выделялось письмо молодаго немецкаго ученаго, профессора Гольцгаузена из Бонна, признавшаго в Савене одного из боевых товарищей деда своего, служившаго тоже в рядах «великой армии» в эпоху Наполеоновских войн. Но венцом всех чествований была присланная вскоре французским правительством «медаль святой Елены», давшая ему самое драгоценное для престарелаго воина звание «сподвижника славы» его императора и оффициально удостоверившая личность и боевое прошлое маститаго ветерана. В грамоте, присланной при ордене за подписью военнаго министра Мерсье, между прочим, говорилось: «Канцлер национальнаго ордена Почетнаго Легиона сим удостоверяет, что помянутая медаль Святой Елены выдана Жану-Баптисту-Николаю Савену, бывшему лейтенанту 2-го Гусарскаго полка, прослужившему во французской армии с 1797 по 1812 г.».

Со слезами на глазах принял глубоко-растроганный Николай Андреевич драгоценную медаль из рук губернатора князя Мещерскаго и с восторгом показывал ее друзьям и знакомым, пришедшим поздравить старца. Этот интересный и крайне редкий во Франции знак отличия состоит из темно-бронзовой медали (на зеленой ленте), на лицевой стороне которой изображен профиль Наполеона I с надписью вокруг: «Napoleon I a ses compagnons de gloire Sa derniere pensee!» На другой стороне—императорский орел и надпись: «Sainte-Helene, 5-го мая 1821 г.» (день смерти Наполеона)*** (*** 1 Насколько известно, в настоящее время кавалерами медали „Святой Елены» состоят четыре ветерана: J. Sabatier (на службе с 1809 г.) 104 лет; Victor Baillot (103 лет), Pierre Rousset и Joseph Kose (102 лет). Все они вышли в отставку нижними чинами. Прим. автора.).

В Саратовской губернии Николай Андреевич Савен прожил безвыездно 82 года. Взятый в плен при Березинской переправе казаками Платова, он в числе других пленных отправлен был сначала в Ярославль, а затем в Саратов, где первое время нашел себе заработок, давая уроки фехтования офицерам местнаго гарнизона. Вскоре затем, при содействии тогдашняго саратовскаго губернатора А. Д. Панчулидзева, Савен получил должность в благородном пансионе при Саратовской гимназии, выдержал экзамен при дирекции училищ и получил диплом на право преподавания французскаго языка. С этого времени он всецело посвятил себя воспитанию и обучению юношества в качестве домашняго наставника детей местных дворян, три поколения которых были его учениками. О плодотворности этой деятельности, всеобщей любви и уважении, которыя сумел внушить почтенный Николай Андреевич, свидетельствуют многочисленные аттестаты, выданные ему различными учреждениями и лицами Саратовской губернии за долголетний период времени с 1814 по 1874 гг. В этом году, достигнув преклоннаго 106-летняго возраста, он решил, наконец, проститься с своими учениками и удалиться на покой. Годы брали свое, трудовая и нелегкая обязанность наставника и воспитателя становилась не под силу старику: на ничтожныя сбережения, которыя ему удалось сделать в течение своей 60-летней педагогической деятельности, он приобрел тот самый домик, в котором до сих пор живет старушка дочь его, и в котором он сам дожил на покое последния 20 лет своей жизни. Необычайная в такие преклонные годы телесная бодрость только сравнительно недавно покинула необыкновеннаго старца. Еще несколько лет тому назад многим саратовцам памятна небольшая фигурка старика, почти согбеннаго, рано утром спешащаго на базар с корзинкою в руке, или идущаго по воскресным дням по направлению к католической церкви, в праздничном сюртуке, с петличкою Почетнаго Легиона. Судя по словам самого Николая Андреевича и по отзывам местных старожилов, он всегда отличался чрезвычайной умеренностью в пище, питье и образе жизни. Пищу всегда ел самую простую, неприхотливую и особенно любил чай, который до последних дней всегда пил с большою охотою; весною и летом проводил большую часть дня на воздухе, копаясь в грядках своего садика, и до последних дней жизни всегда был на ногах. Смерть пришла к нему тихо, неслышно, без всяких страданий. Прохворав несколько дней, он во вторник, 29-го ноября 1894 года, почувствовал особенную слабость и, пригласив священника, приобщился св. таин. Напутствовавший его в последния минуты, настоятель римско-католической церкви, саратовский декан, граф Шембек, свидетельствует о глубокой религиозности старца, всю жизнь свою бывшаго искренним и добрым христианином. Через несколько часов после ухода священника он тихо заснул вечным сном. От роду ему было 126 лет, 7 месяцев и 12 дней. Вскоре после похорон Николая Андреевича**** (****Подробности этих похорон сообщены были в свое время в местных саратовских газетах и в „Новом Времени" от 14-го декабря 1894 года.), принятых на счет города Саратова, пожелавшаго почтить память старейшаго своего гражданина, С.-Петербургская французская колония*****(*****2 Последняя также издала в свет в 1895-м году брошюру на французском языке под следующим названием: „Nicolas Savin, dernier veteran de la Grande Armee. Savie. Sa mоrt". (1768—1894) Saint-Petersbourg 1895 г.) собрала подписку на памятник, который в настоящее время сооружен дочерью его на местном римско-католическом кладбище, где и покоится «последний ветеран великой армии».

К. Военский.

САРАТОВ-АРБАТОВ
источник
http://www.sarvzglyad.ru/?news_id=2564
Борис Донецкий: «Ильф и Петров списали город Арбатов с Саратова»
27 августа 2009, 10:31
Автор: Екатерина ФЕРЕНЕЦ

Роман «Золотой теленок» впервые увидел свет в 1931 году. Его авторы Илья Ильф и Евгений Петров тогда, наверное, и представить не могли, что спустя почти 80 лет по мотивам их произведения будет написана новая книга. И не просто книга, а «литературно-краеведческое расследование». Именно так рекомендует называть свое творение саратовский архитектор и краевед Борис Донецкий. Он на протяжении многих лет пытается доказать, что прототипом города Арбатова из «Золотого теленка» был Саратов. Корреспондент «Взгляда» встретился с Донецким, чтобы узнать, насколько эта версия соответствует действительности и почему нашему городу может быть выгодно родство с Арбатовом.

ПО СЛЕДАМ ИЛЬФА И ПЕТРОВА

– Борис Николаевич, как вы вышли на саратовскую тему в романе «Золотой теленок»? Неужели до вас она никого не интересовала?
– В начале 80-х я увлекся краеведением, но собственной темы у меня долго не было. Идею с «Золотым теленком» мне подкинул руководитель саратовской киностудии «Поиск» Михаил Раль. На каком-то фуршете он подошел ко мне и выдал: «А ты знаешь, что город Арбатов – это на самом деле Саратов»? Я, естественно, сразу же ухватился за эту идею. На первом этапе мне сильно помог наш известный филолог, лермонтовед Леонид Прокопенко. Он тоже пытался доказать, что «Саратов-Арбатов» – это не просто рифма. Но все же «улики», о которых он мне поведал, были косвенными. Прямого доказательства того, что наш город как-то связан с отправной точкой путешествия Остапа Бендера и компании, не было. И я отправился в архив.
– Когда же вы поняли, что находитесь на правильном пути?
– Для начала я решил выяснить, бывали ли Ильф и Петров в Саратове. И вот какая интересная история получилась. В 1925 году из Нижнего Новгорода вниз по Волге с лотереей государственного займа плыл пароход «Герцен». Останавливался он в больших городах, где проводился тираж. Причалил он и к Саратову. А за три дня до этого к нам приехал молодой корреспондент газеты «Гудок» Илья Ильф с целью осветить мероприятие. В газете «Саратовские вести» даже вышла его статья «Тиражом к деревне». Ильф был очень наблюдательным и любопытным человеком – увидит что-то интересное или услышит и запоминает на всю жизнь. Я просто уверен, что он успел погулять по Саратову, посмотреть наши достопримечательности, а потом уговорил соавтора Петрова поместить героев романа в очень похожий городок.
– Перейдем к фактам. Есть ли в «Золотом теленке» моменты, прямо указывающие на то, что Арбатов – это Саратов?
– Да, есть, и их очень много. Например, в самом начале произведения Бендер оказывается на Бульваре молодых дарований. Это сад «Липки», рядом с которым находились музыкальная школа и консерватория, которая в те годы была музыкальным техникумом. Сад упоминается в романе еще раз, когда Паниковский идет «в тени августейших лип». Августейших, потому что Липкам в год 300-летия дома Романовых было присвоено название «Александровский бульвар».
Потом Остап выходит на главную улицу города – улицу Республики. В романе читаем: «…Солнце ломилось в витрину магазина наглядных пособий». И чуть ниже: « … Один за другим расположились три подряд магазина музыкальных инструментов». Это же почти документальное описание нашего проспекта Кирова, а тогда … улицы Республики. В консерватории был один магазин музыкальных инструментов, а рядом еще два. А на первом этаже гостиницы «Астория» («Волга»), как раз находился магазин наглядных пособий со скелетами и прочей ерундой. Так придумать и безошибочно попасть в точку, причем несколько раз подряд просто невозможно.
Я уже не говорю о том, что столовая «Бывший друг желудка» очень похожа на столовую общества «Друг беспризорного ребенка», и плакат «Пиво только членам профсоюза» долго висел в бывшем саду Очкина. Кроме того, в Саратове жил настоящий миллионер по фамилии Бендер, и имелся «Торговый дом» братьев Шмидт, знаменитых на всю Россию мукомолов.

«ОСТАП БЕНДЕР – ЭТО САРАТОВСКИЙ МОШЕННИК»

– А прототипов у главных героев в Саратове случайно не было?
– Были, и опять же все подтверждается фактами. За несколько дней до прибытия тиражного парохода в Саратове прошел суд над мошенником Максом Вахтуновским. Он провернул гениальную аферу – создал фирму вроде «Рогов и копыт», раздобыл пустые бланки с печатями и начал облапошивать мелких лавочников и владельцев пивных ларьков. Доходы росли как на дрожжах, и вскоре Вахтуновский раздобыл автомобиль, на котором вихрем носился по городу. В конце концов афера раскрылась, и его арестовали в Самаре. Дело это было резонансным, и я считаю, что часть истории Остапа Бендера списана с Вахтуновского.
Жил в Саратове и человек, который, скорее всего, стал прототипом Адама Козлевича. Это чемпион Поволжья в гонках на велосипедах, мотоциклах и автомобилях Захарий Иванович Иванов, который был талантливым механиком и, по свидетельствам очевидцев, однажды в собственном гараже собрал из запчастей, найденных на свалках, автомобиль.
– Как быть с другими персонажами – Шурой Балагановым, Паниковским?
– Ну вы уж все сразу хотите (смеется). Балаганов – полностью придуманный персонаж, причем сначала он у них был Балагуровым. А Паниковский … Как-то в газете «Коммунист» я нашел некролог о том, что умер персональный пенсионер по фамилии Паниковский. Дозвонился до его родственников и выяснил, что в 20-е годы он был комсомольским активистом и за его историю мог как-то зацепиться Ильф. Правда, убойных фактов на сей счет мне найти не удалось. Затем опять же по газетной публикации я напал на след еще одного Паниковского – вроде бы человек с такой фамилией служил суфлером в театре Очкина. Ну все, думаю, это точно он. Как же я был разочарован, когда выяснилось, что журналист опечатался – суфлером там был некто Пашковский.
– Я слышала, что даже название романа вы увязываете с Саратовом.
– В 1925 году в Саратове с большой помпой прошла премьера спектакля под названием «Золотой телец». Состоялась она на сцене ТЭПа – Театра эксцентрических представлений. Его руководителем был Абрам Роом, который позже уехал в Москву и стал известным кинорежиссером. А Илья Ильф, как известно, много писал о кино и не раз встречался с Роомом.
– Вы сейчас скажете, что и в «12 стульях» есть саратовский след …
– След там не саратовский, а скорее булгаковский. Тут такая логическая цепочка. Ильф в «Гудке» много лет проработал бок о бок с Михаилом Булгаковым, для которого Саратов не чужой город. Ильф и Петров считали его своим учителем и старались всегда прислушиваться к его мнению. Как я считаю, именно из большого уважения к Булгакову Ильф с Петровым включили в свой роман несколько сцен, которые раньше встречались в произведениях Михаила Афанасьевича. Я имею в виду окрашивание волос Кисы Воробьянинова в зеленый цвет и погоню Грицацуевой за Бендером. У Булгакова были просто другие персонажи.

РУССО ТУРИСТО

– Какие города помимо Саратова претендуют на то, чтобы считаться прототипом Арбатова?
– Главный претендент – Ярославль. В записных книжках Ильфа и Петрова встречается фамилия местного шофера Сагассера, с которого якобы мог быть списан Козлевич. Но в Ярославль Ильф с Петровым приехали только в сентябре 1925-го, а первые восемь глав «Золотого теленка» закончили еще 20 августа. Так что Сагассер туда попасть просто не успел, равно как и город Ярославль.
– У вас наверняка есть оппоненты. Какие аргументы они выдвигают в противовес вашим доводам?
– Филологов мои открытия пока не заинтересовали, так что противников среди профессионалов я не нажил. Но вот в журналистско-писательской среде есть у меня один оппонент. Это Сергей Боровиков. Когда в начале 1990-х в газете «Саратов» вышло несколько моих статей на эту тему, то он в ответ опубликовал свою. Начал он очень красиво, мол, есть город С., а в нем краевед Д. Потом привел какие-то слабые аргументы в пользу того, что Саратов и Арбатов объединяет только рифма. Мне пришлось ему ответить, и больше в перепалку на страницах газеты мы не вступали.
Понимаете, во всей этой истории столько совпадений, что они просто не могут быть случайными. Даже сами Ильф и Петров в предисловии к книге пишут: «Все написанное – не выдумка, выдумать можно было бы и посмешнее».
– Книга «По саратовским следам «Золотого теленка» – плод ваших многолетних трудов. Чего вы ждете от выхода этого издания?
– Жду повышенного внимания. Но не к своей персоне, а к родному городу. Ведь по мотивам «Золотого теленка» можно сделать в Саратове шикарный туристический маршрут. И велосипед здесь не надо придумывать. Достаточно вспомнить, как лет пятнадцать назад крохотный городок Козьмодемьянск как бы в шутку объявили Васюками. Теперь там каждый год проводится грандиозный праздник «Бендериана». Там и шахматный турнир с участием чемпионов мира организуют, и викторины разыгрываются, и куча сувениров продается. Всем хорошо – и жителям весело, и городу прибыль. Но у нас же непробиваемый город – никому ничего не надо. Я вот мечтаю, выйдет книга, и, даст Бог, дело сдвинется с мертвой точки. Нам ведь еще в Саратове жить и жить.

Точно! Отличную программу можно на этом выстроить...

Я думаю Виктория Крейс может нас просветить по этому вопросу.

Забавно так...
http://talisman.sochi2014.com/gallery/

Думаю, что могу.

Сначала немного из истории римско-католической епархии в Саратове (кто не увлекается историей, может этот абзац пропустить):
"В 1847г. специально для католиков России (без Польши и прибалтийских земель) была основана Херсонская римско-католическая епархия, которая с 1852г. была перенесена в маленький уездный городок Тирасполь переименована в Тираспольскую. В Тирасполе, как и в Херсоне, разместить кафедру епископа не удалось. В 1856г. центром епархии был избран Саратов. Название Тираспольская римско-католическая епархия было решено сохранить в отличие от Саратовской православной епархии. Тираспольская епархия с центром в Саратове вплоть до 1917г. оставалась единственной на собственно российской территории римско-католической епархией. К Тираспольской епархии с центром в г.Саратове относились Астраханская губерния, Грузия, Бессарабия, Екатеринославская, Самарская, Саратовская, Ставропольская губернии,Таврическая и Херсонская губернии.Епископами Тираспольской епархии являлись – Фердинанд Канн (1787-1864), Франц Цоттман (1826-1901), Антон Церр (1849-1934), Эдуард Ропп (1851-1939), Иосиф Кесслер (1862-1933). В начале 20 в. Тираспольская римско-католическая епархия, охватывавшая европейскую часть и юг России, а также большую часть территории современной Украины, объединяла 121 церковь, 131 священнослужителя и около 300 тысяч прихожан."

Теперь конкретно по кладбищу. Приведу дословный отрывок из Цикла статей Виктора и Николая Семеновых, подготовленных для газеты «Саратовская панорама» (Часть седьмая. В упокоении вечном), со своими комментариями в квадратных скобках:
"Одновременно с закрытием Ильинского кладбища [закрыто в 1848, находилось на месте нынешнего лицея62 и гаражей в Белоглинском овраге] было образовано лютеранское и римско-католическое кладбище у подножия Лысой горы, недалеко от Спасо-Преображенского монастыря [ныне там монастыря нет, ныне там химучилище], за линией железной дороги. Здесь стали хоронить немцев, поляков и др. лиц соответствующего вероисповедания. Здесь не было принято сажать деревья и кустарники, а надгробия выполнялись преимущественно в виде каменных плит с соответствующей надписью. Если умирала девица, то плита была из белого известняка. Для проведения похоронных обрядов на кладбище в 1867 году была построена каплица (часовня) [уничтожена -если не ошибаюсь- большевиками, об этом можно прочитать у Валеева или на скайскрейперсити-форуме, там Suomi приводил статью из книги Валеева].
К 1960-м годам большинство надгробий этого кладбища было разрушено, лучшие плиты - растащены. В начале 70-х территория кладбища застроена домами частных жителей. [У меня там сейчас живёт крёстный, его отец при строительстве дома натыкался по крайней мере на одну могилу - надгробие было немецкое]".

То есть это территория южнее "химдыма" и выше по склону Лысой горы, чем школа и администрация на "стрелке".
Удовлетворила интерес?

Знаете, каким лозунгом пользовались при разграблении старых кладбищ большевистские активисты? - "Кто бога не боится, тот озолотится!". И при этом бульдозеры выкапывали из земли горы костей, а под колёса проезжающих мимо троллейбусов катились черепа. Кости выгребали не все, а если и выгребали большинство, то не брезговали и кости использовать для заполнения фундамента (плиты тем более - "обычное дело") - "а чего добру пропадать?". Уничтожались могилы не только таких людей, как упомянутый выше француз, но также были "утеряны" могилы Панчулидзева (Ильинское кладбище), Рылеева (кладбище "У красного креста"), хотя на мой взгляд разграбление любой могилы не поддаётся человечному объяснению. Другое дело - кремация старых останков в Греции из-за нехватки земель, там всё цивильно, никакого надругательства. А то, что было у нас в советские годы... Просто волосы дыбом встают...

А вот фото Юрия Аввакумова
http://www.snob.ru/selected/entry/25368#comment:227633